Это были три очаровательных существа (львята: Кай, Юлий и Цезарь), совсем крохи, четырехмесячные пушистые увальни.

С первых же дней я приступила к их воспитанию. Сама кормила их, часами играла с ними, разговаривала, даже напевала. Стремилась, чтобы они привыкли к моему голосу, к различным интонациям, научились различать интонационные оттенки. Ибо понимала, что доброта и ласковость должны сочетаться со строгой требовательностью – нельзя допускать панибратства. Понимала, что нужно во всем найти точное чувство меры – ив ласке и в строгости. Чрезмерная ласковость привела бы к тому, что животное выросло бы избалованным, капризным и плохим работником. Злоупотребление строгостью превратило бы льва в злобное и, как мы теперь говорим, неконтактное животное.
Как все это легко понять умозрительно! И как бесконечно трудно на практике соблюсти чувство меры, найти золотую середину. Тем более, когда перед тобой обаятельный и трогательный во всех своих проявлениях косолапый кроха. Между тем, как ты поведешь себя с ним именно сейчас, к чему приучишь, то и пожнешь потом.

Мы сделали львятам три тумбочки, и я стала давать им подкормку только тогда, когда они вспрыгивали на них. Через несколько дней они уже сами, завидев меня с миской мяса, бежали каждый к своей тумбочке, садились на нее и ждали, когда я подойду и стану их угощать.
Дело быстро пошло на лад. Вскоре за кусочком мяса мои малыши переходили с тумбы на тумбу, ходили по доске, приучались балансировать, ложились у моих ног.
Теперь уже мне скучать не приходилось, весь день был расписан по часам. Но я не сетовала. Сама этого хотела и была довольна и очень увлечена своими львятами. Они, чем старше становились, тем больше различались и по виду и по характеру. Давали обильную пищу для наблюдений и размышлений. Спокойный, чувствующий свою силу Цезарь, самолюбивый и строптивый Кай, покладистый Юлий – все эти свойства характеров стали проявляться у львят очень рано, и мне предстояло в дальнейшем использовать их в работе.
Они же радовали меня своими успехами. Львята уже ловко прыгали с тумбы на тумбу, уверенно ходили по буму, строились по моей команде, прыгали в кольцо, выполняли ряд других заданий. Но это было лишь самое начало задуманного аттракциона.
Каков же был замысел? Он состоял из трех частей. Первая – моя сольная работа со львами. Затем мотогонки со львами по наклонному треку. Здесь уже солирует Буслаев. И, наконец, в третьей части мы вдвоем должны демонстрировать мотогонки по вертикальной стене.

Прежде всего предстояло приучить львят к мотоциклам и треску работающих моторов, к запаху бензина и выхлопных газов. С этой целью мотоциклы установили в конюшне рядом с клеткой львят. Когда львята освоились с их видом, мотоциклы стали тут же заводить, ездили на них, разворачивались, кружили. Первое время львята очень пугались. Заслышав треск, забивались в дальний угол и, открыв пасти, грозно шипели, хотя по вздрагивающим телам видно было, что им страшно.
Но постепенно они привыкли и к виду мотоциклов, и к шуму работающих моторов, и к выстрелам выхлопных газов. Тогда мы поставили мотоциклы на манеже в круглой клетке и стали заводить их во время репетиций, добиваясь того, чтобы львята спокойно оставались на своих тумбах. Это оказалось непростым делом, потребовало немало времени.
Но главные трудности были впереди. Предстояло Юлия сделать мотогонщиком. Тут тоже возникло много проблем. Обычно львы остерегаются движущихся, колеблющихся предметов. Прежде, чем сесть, лапой пробуют, надежно ли то, на чем они собираются разместиться. Достаточно представить себе громко тарахтящий и заметно даже на глаз подрагивающий мотоцикл, чтобы понять, как трудно было молодому льву вскочить на него. Странный и довольно страшный, дурно, на львиный вкус, пахнущий механизм. К тому же нужно было научиться держать равновесие. Ведь ехать на мотоцикле приходилось не по ровному месту, а по наклонному треку.
С чего же мы начали? Как всегда, с простого: приучили Юлия, доброго, послушного льва, сидеть на мотоцикле, как на обыкновенной тумбе. Ведь он уже привык к его виду. Для этого клали на багажник кусочек мяса и подзывали Юлия. Наконец, однажды, оглядываясь, готовый каждую минуту отпрянуть, совсем не по-львиному, он стянул с багажника мясо, отбежал подальше от мотоцикла и съел. Так продолжалось несколько дней, пока он не убедился, что мотоцикл совсем не страшен, и стал вспрыгивать на багажник. Только после этого получал мясо.
В один из дней, когда Юлий уже освоил багажник и сидел на нем безбоязненно, Буслаев сел впереди него на сиденье, а я, ласково разговаривая со львом, стала угощать его мясом. Лев был спокоен. Тогда мы решили сделать следующий шаг. Буслаев, перебирая по полу ногами, стал было слегка двигать вперед мотоцикл. Испуганный Юлий тотчас соскочил с него. Успокоив льва, мы снова заставили его сесть на багажник.
Много дней и много терпения потребовал этот простенький трюк. Получилось. Юлий спокойно восседал на багажнике, пока его осторожно катали, двигая незаведенный мотоцикл. Теперь нужно было делать следующий, значительно более сложный шаг. Заставить льва сидеть на багажнике при работающем двигателе.
Улучив минуту, когда Юлий был спокоен, сидел на багажнике, слушая мой ласковый голос – а голос в дрессировке, хочу сразу же сказать, играет большую роль, - Буслаев нажал на стартер. Мотор взревел, лев подпрыгнул, перелетел через голову Буслаева, едва не оскальпировав его, и стал метаться по манежу. Мы насилу его успокоили.

Но все-таки настал день, когда Юлий, сидя сзади Буслаева на багажнике и положив голову ему на плечо, помчался по треку.
Через несколько дней, едучи таким образом, Юлий вдруг взревел на весь цирк и стал молотить передними лапами по мотоциклу. Мотор заглох, лев с мотоциклом оказались в одной стороне, Буслаев в другой. Юлий продолжал реветь, выворачивая голову через спину. Во время езды хвост случайно попал в спицы заднего колеса. Обошлось благополучно – хвост, хоть и помятый, остался цел.
Опять с первых шагов приступили к делу. Было неизмеримо трудней – лев помнил адскую боль и ждал от мотоцикла любого коварства.

Помимо репетиций со львами мы с Буслаевым готовили новый номер – «Двойную школу верховой езды».
Этот номер, на первый взгляд казалось, был красивым и легким. Но на самом деле был весьма сложен и требовал большой профессиональной подготовки.
Синхронная работа двух лошадей имеет много тонкостей: идя рядом по кругу – одна двигается по внутреннему, который меньше, значит, она постепенно выдвигается вперед, а это недопустимо. Нужно было вырабатывать шаг. Если одна лошадь поднимет ногу быстрее, чем другая, то мы уже расходимся в ритме. Словом, очень много деталей, которые нужно учесть. Но овчинка стоила выделки, и мы настойчиво работали. Дуэт красиво смотрится и дает много творческих возможностей. Мы подобрали к этому номеру музыку Кальмана из «Принцессы цирка», соответствующие костюмы, и номер имел успех.
Должна сознаться, что любила работать соло, потому что в парной езде от лошади нельзя требовать честной работы и использовать все ее возможности.
Я любила работу с лошадьми, она давала большие возможности творческой фантазии: соло, «двойная школа», кабриолет, смена образов, музыка, костюмы вносили много интересных красок… Сменила я за двадцать с лишним лет восемь лошадей, но сама я их не готовила, так как подготовительная работа требует профессиональных знаний в выездке лошадей.

Я появлялась среди львов с распущенными волосами, в венгерке, черных лосинах и сапогах. Голова чуть откинута, движения быстрые, четкие, акцентированные. Одна нога впереди, вторая опорная: в любой момент я готова мгновенно развернуться и встретить возможное нападение.
Трюки подавались в преувеличенно экспрессивной манере. Львы скалили зубы, били хвостами. Я настаивала на выполнении команды. Здесь особенно хорош был Кай со своим экспрессивным характером. Я посылаю его на трюк, а он не спешит сойти с тумбы. Я настаиваю. Кай наконец соскакивает и, огрызаясь, идет. Красиво и легко прыгает сквозь кольцо и с рыком возвращается на место, оглядываясь на меня, идущую сзади с палкой и хлыстом. Вспрыгивает на тумбу, затем мгновенно разворачивается, замахивается на меня своей огромной когтистой лапой, гневно рычит на весь цирк, грозно подавшись вперед. Тогда я бросаю палку и хлыст и безоружная подхожу к нему, обеими руками беру его морду и кладу к себе на плечо. Глажу притихшего Кая. Затем резко отстраняю его и отхожу.
Был у меня один трюк, подававшийся по всем канонам тогдашней моды и заставлявший трепетать сердца зрителей. Инспектор манежа объявлял «Кресло смерти». Освещение слегка убавлялось. Наступал полумрак. В этом полумраке вспыхивали факелы в руках ассистентов. На манеже в окружении трех тумб – две по краям, одна сзади – стояло кресло. На тумбах, полукольцом охватывая кресло, сидели львы. Я подходила с кусками мяса в руках. Садилась в кресло спиной к одному из львов, даже запрокидывала корпус, еще отклоняясь через низкую спинку кресла ближе к нему, и, подняв руки над головой, почти лежа, кормила львов. Склоняясь надо мной, львы своими могучими телами почти закрывали меня.
Меня часто спрашивали тогда: «Не страшно ли вам?» «Нет!» - абсолютно честно отвечала я. Львы чувствовали, что я их не боюсь, и были в моей власти. Как добиться этого? Животное, которое только бьют, подавляют силой, никогда не будет в твоей власти, даже если внешне подчинится. Оно найдет свой час для мести.
Но и заласканный лев не менее опасен – от него не знаешь чего ждать. Я счастливо избежала этих ошибок с самого начала.

У нас много и охотно пишут о гуманной дрессировке, понимая под этим идиллические отношения между животным и дрессировщиком. Стоит дрессировщику дать зверю лакомство, ласково поговорить с ним, проявить терпение – и зверь все понял, проникся доверием к человеку. Не дай бог поднять хлыст! Ужас какой! Вот подобная чепуха, может быть, несколько утрированная, преподносится как гуманная дрессировка. Между тем животное, тем более хищник, остается хищником, как бы ни были приглушены его инстинкты. Он должен чувствовать силу человека – и силу его духа и силу его руки. Должен, если так можно сказать, понять, что от человека не надо ждать беды, коварства, но знать, что человек сильнее! Некоторые дрессировщики слишком злоупотребляют наказанием, чтобы внушить зверю чувство страха, пытаются подавить его волю. Ничего хорошего из этого, на мой взгляд, не выходит. Такт дрессировщика состоит в том, чтобы найти меру, чтобы зря не наказать, чтобы уловить, где виноват ты, а где – животное. Но с одним пряником, как бы ты ни любил животных, у тебя ничего не получится. Это как с ребенком.

Архангельск последний город, отработанный вместе с партнером. Погрузка необычно легкая: три льва в одной клетке да сопровождающие их Игнатовы. Полвагона свободны – для Любочки, которую догрузят в Москве. Едем в Саратов, где буду создавать аттракцион.

Теперь предстояло искать новое начало. Я подумала, что нужно изобрести такой трюк, который сразу захватил бы зрителей и послужил «визитной карточкой» и мне и моим питомцам. Тогда у меня и мелькнула мысль о Таймуре, сидящем на качелях.
Таймур ездил на багажнике мотоцикла и, естественно, привык сидеть на движущемся предмете. Этим я и решила воспользоваться. Конечно, нужно было еще проверить, как он реагирует на высоту. Львы по деревьям не лазают и высоты боятся. Опасаются они также располагаться и на движущихся, колеблющихся предметах. А Таймур не боялся. Это давало некоторую надежду, что и высоты он не испугается.

…с первых же моих шагов в цирке фактически не было дня, когда бы я в той или иной степени не рисковала. Почему? Зачем? Что заставляет меня это делать? Задала себе вопросы и поняла, что иначе не могу, не представляю себе жизни. Чтобы полнокровно, с интересом жить, мне необходимо преодоление. Значит, завтра снова в бой. И так будет всегда, пока хватит сил…

Цезарь для меня был не просто лев. Он был, если хотите, неотъемлемой часть моей жизни. Почти четверть века мы прожили с ним бок о бок. Он ни разу не предал меня. Он был моей гордостью, моей славой. Моим другом. Сколько львов уже сменилось, а Цезарь оставался. Он оставался, был премьером, красивым, умным и талантливым. И словно наперекор природе, неподвластный времени, сохранял ровный благородный нрав и выдержку. На него я всегда могла положиться.
Он чувствовал себя моим помощником, был, если можно так сказать о льве, моим единомышленником. Во время выступления он внимательно, даже ревностно следил за все происходящим в клетке, и мне не раз приходилось удерживать его, когда он готовился вступиться за меня во время конфликта с кем-либо из львов.
Да, судьба подарила мне на долгие годы удивительное существо – умное, талантливое и преданное. Но время неумолимо. Двадцать четвертого марта 1961 года Цезаря не стало.

Чем дольше я работала с хищниками, тем больше убеждалась, что полностью доверять им нельзя. Лучше сказать, надо каждую минуту помнить, что перед тобой именно хищник. Сколько мы ни приглушаем инстинкты, сколько ни вырабатываем положительных в отношении человека рефлексов, достаточно бывает самой незначительной, подчас невидимой причины – и все нарушено. То, чего добивались годами, исчезает в мгновение – и перед тобой зверь. Тем более опасный, что за минуту до этого даже намека на агрессию или неудовольствие не проявлял. Выручить тут могут только опыт и хорошая реакция.

Я счастлива, что судьба привела меня в цирк. Он оказался моим делом. А это далеко не с каждым случается, даже тогда, когда человек много лет, а то и всю жизнь отдает цирку. Разговоры по поводу того, что цирковое искусство якобы предельно ограничено в своих возможностях и что вообще мир цирка беден в духовной сфере, кажутся мне несостоятельными. Не случайно, что теперь в цирке можно встретить людей всех возрастов и всех званий.

Когда я начала работать со львами, дрессировка, воспитание животных, забота об их здоровье целиком поглотили меня, стали в полном смысле моей жизнью. Животные забирали у меня все двадцать четыре часа в сутки. Даже когда мы на какое-то время разлучались, я, что называется, не отключалась от них, как не отключаются, в сущности, от семьи, хотя кажется порой, что вот уехал, забыл на время.
Летели годы, я их не замечала. Бесконечная лента дороги, города, страны, тысячи встреч, ярких впечатлений.

Я никогда не злоупотребляла своей властью. Возвысить человека и не унизить животное – вот был мой принцип, коему следовала я до последнего дня работы на манеже.

НА ГЛАВНУЮ